"Принц и его свита смотрели с вершины холма. У их
ног, налитый солнцем, иссеченный глубокими ущельями улиц, лежал город.
Тит, увидев наконец впервые этот знаменитый строптивый Иерусалим, вполне
оценил его красоту. Город смотрел на него снизу вверх со всех своих
крутых холмов, белый, дерзкий. За ним развертывался ландшафт,
широкий, пустынный, множество голых вершин, рощи
кедров и пиний, долины с пашнями, террасы с оливковыми
деревьями, виноградники, поблескивающее вдали
Мертвое море. А лежащий на переднем плане город
кишит людьми, едва оставляя место для глубоких ущелий
улиц, заполняет каждую пядь земли жилищами.
И, подобно тому как тихий ландшафт вливается в
кишащий людьми город, так кишащий людьми горов, в
свою очередь, вливается там, напротив, в серебро и золото -
в прямоугольник храма, бесконечно хрупкие
контуры которого, несмотря на его огромность, словно
парят в воздухе. Даже высочайшие точки Иерусалима -
форт Антония и кровля храма - лежат гораздо ниже
того места, где сейчас находится Тит, и все же
ему чудится, что и он, и его конь словно приросли к
земле, тогда как город и храм, легкие и недосягаемые,
плывут в воздухе. Принц видит красоту Иерусалима.
Но одновременно, с зоркостью солдата, он видит и его
неприступность. С трех сторон - ущелья. Вокруг всего
города гигантская стена. И если взять ее, то у
пригорода есть еще вторая стена, и своя стена есть у
Верхнего города; храм - на высоком крутом холме, Верхний
город - на своем, и опять-таки две самостоятельные
крепости. Только с севера, там, где сейчас находится
Тит, волнистая мягкая линия холмов подступает к самому городу и храму.
Но там стены и форты наиболее
укреплены. Неодолимые, дерзко смотрят на него
снизу вверх. Его охватывает все более бурное желание
сокрушить эти просторные упрямые дворцы, огнем и
железом проложить себе дорогу через толстые стены и
проникнуть в тело надменного города."
Фейхтвангер Лион, Иудейская война
|
